Реабилитационный
центр «Тиль».
Вимание! Эта
статья не реклама, а помощь для тех, кто
хочет вернуться к нормальной жизни
(комент. Admina).
Есть под
Калугой деревня, заселенная одними алкоголиками и наркоманами. И те, и другие
проходят здесь реабилитацию, кстати абсолютно бесплатно. . Сама деревня
называется символично – Дураково. Мол, дураки были, что пили и кололись.
Вместо водки – крем-сода.
У Дураково
есть хозяин – бизнесмен Михаил Морозов, перебравшийся в калужскую глушь из
Москвы. Он в прошлом алкоголик, но уже 19 лет, как не пьет. Около 20 лет назад
Морозов выкупил 15 га
заброшенных дураковских земель, обустроился. А потом переехал в соседнее село
Трубино, возвел там дом, больше похожий на замок. В самом Дураково Морозов
основал реабилитационный центр для алкоголиков и наркоманов «Обитель ТИЛь», что
значит «терпение, искренность, любовь».
Надо сказать, в Дураково меня сразу не пустили.
Предупредили, что не дойду и не найду, и предложили сначала пообщаться с самим
Морозовым.
Меня
приглашают в дом. Время к обеду, поэтому на столе жареная картошка, сало,
огурцы. Чем не закуска? Но вместо беленькой – крем-сода.
Не спеша Морозов рассказывает о своем прошлом: работал
фотографом, в перестройку удачно занялся бизнесом, сейчас держит иконописные
мастерские. О пьянстве: каждый день опрокидывал в себя четыре бутылки вина. О
настоящем: как пришел к вере, как справился со своим недугом и решил других
научить трезво жить и думать.
После обеда
едем в Дураково. До него и впрямь не доберешься. Месим внедорожником
непроходимую грязь, «Москвичам» и «Мерсам» сюда лучше не соваться. По дороге
выясняется: деревню назвали Дураково потому, что несколько столетий назад
тогдашний владелец проиграл ее в подкидного дурака. Сама деревня стала вымирать
с конца 1980-х. Теперь из старожилов осталась только одинокая старушка.
Избушка, в которой она живет, и небольшой огородик в Дураково называют
Ватиканом, потому что хозяйство ее вроде под боком, но обособленно и законам
обители не подчиняется.
Еще один
вопрос: как называть обитателей деревни – то ли дураками, то ли по-грамотному
дураковцами? Говорят, прежние жители на дураков хоть и не обижались, а соседей
из окрестных деревень в отместку называли придурками.
Но как
только въезжаешь в ворота, понимаешь: шутки кончились. Первое, что бросается в
глаза – высокая колокольня. 18 мая, на празднование иконы Божией матери
«Неупиваемая чаша» (считается, что молящиеся перед ней исцеляются от алкоголизма
и наркомании), здесь минутой молчания чтут память всех, кого сгубили эти
напасти. От колокольни вверх ведет единственная в деревне улица. Администратор
обители Олег, героиновый наркоман, знакомит с местностью: вот это строящееся
здание из красного кирпича – будущий храм. В небольшом домике – трапезная, а
там столярка.
Несколько
дней назад из Новороссийска в Дураково приехал мужчина. На поездке настояла его
мать. Засаленная кофта, блуждающий взгляд, трясущиеся руки – еще не отошел от
многолетних запоев. Каждое слово дается ему с трудом.
При виде этой картины хочется затянуться сигаретой, но
курить можно только за пределами деревни. Морозов хмуро советует вообще не
доставать сигарет, «дабы не искушать пациентов». Ничего не поделаешь – правила
есть правила.
Телевизор вне закона
Правила, по
которым живут в обители, чрезвычайно строги. Не нарушаешь их – живи хоть всю
жизнь. А нарушаешь – до свидания. Правда, если одумаешься и покаешься, можно
вернуться. Здесь нельзя распивать спиртные напитки и употреблять наркоту, что
понятно. Нельзя угрожать друг другу и даже материться. При поступлении в
обитель пациенты сдают в администрацию паспорта, чтобы не потерялись, и
мобильники, чтобы не досаждали дружки с воли. Здесь даже телевизоры запрещены,
они отвлекают от мыслей о вечном.
Обитель –
не трудовой лагерь и не колония. Но живут здесь по режиму. Подъем в 7 утра.
После водных процедур – утренние молитвы. В течение дня – работа, чтение
духовной литературы и бесконечные разговоры друг с другом. Они отвлекают от
желания выпить и спасают от ломки. В 11 вечера отбой. Спрашиваю у Морозова, как
можно взрослых мужиков заставить жить по расписанию.
– Они уже пожили так, как хотели, – коротко отвечает он.
Всюду на стенах развешаны листочки с философскими
изречениями и просто цитатами, похожими на мантры. Чаще других встречается
строчка из песни «Машины времени»: «Тот, кто не струсил и вёсел не бросил, тот
землю свою найдет». Очевидно, Дураково – та самая земля и есть.
До нее
добираются по-разному. Одних привозят в наркотическом или пьяном угаре, другие
приезжают сами. Москвич Александр в куртке с нашивкой «Вимм-Билль-Данн» –
алкоголик. Ему 35. Приехал в Дураково с приятелем-собутыльником: из Москвы на
электричке добрались до Обнинска, оттуда до обители шли пешком. В Дураково
Александр трудится на скотном дворе. Со своих коз в буквальном смысле пылинки
сдувает – они чистые и аккуратные, будто с выставки.
В эту обитель берут каждого, но не всех. Человек должен
признать себя алкоголиком или наркоманом. Кроме того, он должен хотеть здесь
жить – насильно в Дураково никого не держат.
52-летний
Андрей надеется здесь окончательно завязать с алкоголем. Он уже четыре месяца
не пьет, и для него это подвиг. В прошлом Андрей – старший инженер одного из
банков. Когда отделение, в котором он работал, сократили, стал прикладываться к
бутылке. Жена его бросила. Андрей сошелся с другой женщиной и какое-то время
сумел протянуть всухую. В 2004 году даже книгу выпустил «Маленькие истории
великой кулинарии». В аннотации написано: «По рецептам этой книги вы сможете
приготовить яства, которые подавались к столу Влада Цепеша (Дракулы), Людовика
XIV, Екатерины II». А потом Андрей снова сорвался. Стал пить чаще и больше и в
результате оказался в наркологической клинике. Там он и узнал про Дураково.
Теперь Андрей кашеварит в обители – готовит блюда из своей книги.
Пятый
месяц без дозы
Сейчас в обители 56 человек. Одни колют и пилят дрова,
другие топят печь, третьи заняты на уборке. Зимой будут готовить машины к
весенне-полевым работам. За труд денег не получают, потому как пашут на себя.
Зато на столе всегда экологически чистый продукт: молоко, овощи, мясо. В этом
году был небывалый урожай яблок – накрутили сока на три года вперед.
В Дураково, как в бане, все равны – священники, бывшие
сотрудники внешней разведки, артисты и журналисты. Морозов и мне на всякий
случай предложил пожить в обители, помахать топором. Сказал, что через три
недели уеду из Дураково другим человеком.
Я обещал подумать.
У Артема и Кости такого выбора, как у меня, уже не было:
либо тюрьма, либо передоз. Одному – 22, другому – 25. Артем наркоманил полтора
года, героиновый стаж Кости – 9 лет. В обители парни работают на конюшне. Костя
держится без дозы уже пятый месяц. Артем – полгода. Оба сообщают об этом с
гордостью.
Мы заходим в один из жилых домиков, где когда-то жили
коренные дураковцы. По иронии судьбы они разливали здесь паленое спиртное.
Когда дом приводили в порядок, из него вывезли горы всевозможных этикеток.
Теперь тут обитают те, кто этим этикеткам когда-то поклонялся. В одной из
комнат за шторой стоит аккуратно заправленная кровать. Она всегда пустая. На
ней спал Михаил Григорьевич Ткачев. 4 года назад, когда он стоял на коленях
перед иконой, у него остановилось сердце. Ему было 69. Григорьич прошел через
лагеря и своими воспоминаниями смог отбить у молодых ребят тягу к блатной
романтике.
По словам
Морозова, за 15 лет новейшей истории деревни Дураково через нее прошли более
700 алкоголиков и наркоманов. По большому счету они помогают сами себе. Дойти
до магазина и насшибать на пиво ведь ничего не стоит – вот он, под боком. Но
идут не все. Беда в другом: допиться до Дураково в России может каждый,
доезжают до него не все.
Обитель
ТИЛь — приют «последней надежды» для людей, потерявших всё — здоровье, работу,
семьи, а подчас… и человеческий облик… Но именно здесь у них есть шанс получить
главное, что меняет их жизнь и исцеляет. Веру в Бога.
Основал
Обитель человек, сам когда-то погибавший от алкоголизма — Михаил Морозов.
Приход к вере — создание своего дела (производство икон) — основание Обители, в
которой сотни людей безвозмездно прошли реабилитацию. Вот итог 18 лет трезвой
жизни. Итог — и отправная точка. Ведь путь сюда открыт любому, кто просит о
помощи.
Михаил
Морозов говорит так:
«Излечиться от алкоголизма и наркомании невозможно. Можно
только научиться жить нормальной
полноценной жизнью. Необходимо научиться не поддаваться соблазну прошлой жизни.
А для этого человек должен осознать для
чего он живёт. И никогда не услышит
алкологолик или наркоман нравоучения того, кто не имеет представления об этой
«тёмной» стороне жизни. Именно поэтому просьбы и мольбы родных и близких
остаются не услышанными. С алкоголиками и наркоманами должен вести беседы не
родственник или врач, а человек, который сам через всё это прошел и научился
ЖИТЬ.
У меня получилось и захотелось мне помочь другим, у которых
без помощи не получиться. Ведь надо
иметь огромную силу воли. А помогла мне вера в Бога. Нет, я не сектант и не
свидетель Иегова. Просто когда остался один
из-за своего образа жизни я впервые задумался о Боге, о смысле жизни…
Именно вера вытащила меня из этого ада».
Никто никого здесь не держит, здесь
остаются на реабилитацию только те, кто после длительного разговора с Михаилом Морозовым, убедительно говорит,
что хочет вернуться к нормальной жизни. Здесь главное правило – строго
придерживаться дисциплины и распорядка дня.
Естественно, ведь это не детский сад, а реабилитационный центр и здесь
научаются заново жить взрослые люди, которые по разным причинам оступились в
своей жизни…
Рекомендуемое
время пребывания - 2 года.
Руководитель:
Михаил Федорович Морозов.
Контакты
Адрес: Россия, 249032, Калужская область, Жуковский р-н, п/о
Трубино, д. Дураково, д. 14
Телефоны: +7 (48432) 2-11-35
Материал сайта: http://copypast.su
Дураковская жизнь
Здесь – мои люди Материал журнала «Наследник»
«К нам никакой транспорт не ходит, – предупредил Михаил
Федорович по телефону. – Берите такси. Доедете до Трубино – спрашивайте, где
Морозов, вам любой покажет».
В Обнинске мы с
фотографом взяли такси. Поехали, по дороге консультируясь у прохожих.
– А где тут у вас
Морозов?
– А вот езжайте все
время прямо, и в замок упретесь!
– Куда упремся?
Это действительно настоящий замок – с
красивыми массивными воротами, башенками, храмом, мощеными дорожками, ажурными
беседками… Здесь только тургеневским девушкам гулять! Хозяин всего этого
великолепия – Михаил Федорович Морозов.
– До Дураково не
хотите прогуляться? Вот Егор сейчас экскурсию новеньким проведет.
– Хотим.
Новенькие – это
приехавшие сегодня утром люди, которые, – если захотят, – смогут остаться.
Их трое. Москвичка
Алена, Таня из Петрозаводска и Анатолий из Тулы. С ними сопровождающие: с
Аленой – мама – красивая, модно одетая женщина, с Таней – седой интеллигентного
вида отец, с Анатолием – сестра, женщина с усталым лицом, лет сорока.
На резных зубчатых
воротах художественная ковка – копье, пронзающее яблоко.
– Яблоко зачем-то на
колу, – рассеянно говорит сестра Анатолия.
– Это из Тиля
Уленшпигеля. Не читали? – спрашивает Танин отец.
Я проникаюсь к нему
уважением.
Называется вся эта
красота – обитель «Тиль». Здесь проходят реабилитацию наркоманы и алкоголики.
Семьдесят человек. Абсолютно бесплатно. Просто пришел – хочешь тут жить, не
пить и трудиться – пожалуйста, живи. Сколько хочешь – день, неделю, год, десять
лет...
День был ясный,
солнечный, мы шли вниз с пригорка за провожатым – Егором – парнем с веселыми
глазами – и любовались потрясающими видами.
– А вы на чем? –
ласково спросила меня Аленина мама.
– На такси, от
Обнинска.
– Не-ет, на чем
сидите?
– Ни на чем, – я
вытаращила глаза.
– Они из журнала, –
быстро среагировал Егор, скрывая улыбку.
Алена – красивая,
большеглазая, очень похожа на фотомодель. Лицо пышет здоровьем, одета стильно.
И непонятно, зачем она здесь. По Тане сразу все видно: алкоголизм. И Анатолий с
той же проблемой.
Нам показывают
конюшню с ухоженными лошадками, розовых поросят, богатое хозяйство. Идем
обратно.
Все осмотрелись и
теперь приглашены в кабинет к Михаилу Федоровичу на беседу.
– Ален, вот теперь
скажи мне: чего ты хочешь? – спрашивает Михаил Федорович.
– Я к вам приеду.
Только мне надо долечиться, перекумариться.
– Ты сейчас на
кумарах?
– Я сейчас на
системе.
– И на чем? Героин?
– Метадон.
– И почем нынче у нас
метадон?
– 3500 чек.
– Подорожал.
– Все дорожает.
– А вы чем
занимаетесь? – обращается к Алениной маме Михаил Федорович.
– У меня свой
маленький бизнес, – смотрит смело, спокойно. – Я дизайнер. Одежду шьем.
Минуту все молчат.
– Ну что, Ален, надо
тебе что-то решить. Посмотрела, теперь подумай. Ты девчонка красивая, видная,
да с амбициями, – Михаил Федорович улыбается. – С тобой так просто не
справишься, верно говорю?
Алена взмахивает
длинными ресницами и тоже улыбается. Все так.
Они прощаются,
выходят.
Решается вопрос с
Анатолием. Он вроде согласен прямо сейчас тут остаться.
Таня в нашем присутствии сильно теряется,
выходим с Дианой, чтоб ее не смущать. Наконец Михаил Федорович освобождается и
снова приглашает нас в кабинет.
– Михаил Федорович, где брать силы на борьбу с такими
монстрами как алкоголизм и наркомания?
– Прежде всего нужно
осознать, что это – проблема, которая просто мешает жить. Когда появляется
ощущение, что что-то не то делаешь и не туда зашел, появляется и желание с этим
бороться. А сила прежде всего в том, чтобы признать свое бессилие перед самой
страстью, потому что грех всегда сильнее человека.
– Это первая ступень. А дальше?
– А дальше, – если
человек подвержен некой страсти и искренне обратится за помощью к Богу:
«Господи, помоги мне с этим справиться. Я слаб, мне хочется, Господи, пить,
колоться, но Ты укрепи и помоги мне устоять», – тогда удваивается человеческая
сила. Господь на добрые дела скорый помощник. Вы говорите: где силы взять? Вот
здесь ее источник, вот она – Неупиваемая Чаша Божественной силы.
– Расскажите, почему Вы занялись таким странным делом –
спасением наркоманов и алкоголиков?
– Потому что сам
прошел через зависимость. У меня с детства была потребность себя реализовать. И
Господь дал мне в руки фотоаппарат. Я поспешный, мне хотелось тут же иметь
результат. Мне нравилась и медицина – я и в медицинском учился, и
педагогический закончил, и тренером работал. А в результате профессией стала
фотография, потому что в тот момент это была профессия легко реализуемая и
престижная. Появилось много разных знакомых, – вечеринки, встречи, алкоголь…
Мне казалось, что алкоголь еще больше расширяет мою сферу общения.
– А очень много пить Вы стали по какой причине?
– Да причины-то не было
никакой. Для общения – вот и все. Чтобы быть более, как мне казалось,
мужественным, более свободным, раскрепощенным.
– И когда Вы стали понимать, что это уже зависимость, что
надо с этим что-то делать?
– Наверное, сам бы я
до конца и не понял. Потому что, когда деградируешь, ты все видишь через призму
собственной деградации. Ты себя ни с кем не можешь сравнивать, потому что это
всегда самооправдание. Ты сползаешь вниз, обвиняя других, но не себя. Так
устроено само течение этих пут. Всегда, в любой ситуации найдешь кого-то, кто
хуже тебя. А я же не такой, я все равно лучше. Все равно же во мне что-то
хорошее есть.
Мне помогло
сообщество анонимных алкоголиков. Благодаря ему до меня дошло, что не кто-то
извне виноват в моих бедах – природа, общество, страна, – а я сам.
Я считал, что я такой
единственный и неповторимый, и только у меня все так нескладно получается, а
здесь оказались такие же. Мы встречались, – товарищи по несчастью, – и
обсуждали решение конкретной проблемы. Я делюсь, как я решение нашел, он
делится… И волей-неволей я получаю дополнительные стратегические приемы в
борьбе со страстью. Каждый делится опытом и своего падения, и восхождения.
Отсюда появляется взаимодоверие, взаимопонимание для достижения общей цели –
сохранить собственную трезвость и помочь другому.
– А как Вы лично боролись с зависимостью?
– Я искал авторитет,
учителя. В своем отце я не видел наставника, потому что родители развелись,
когда я был совсем маленьким. И с детства привык: раз в две недели я иду к
другой бабушке, раз в две недели – к папе. И ребенок растет в этом хаосе, где
все его любят и каждый лучший кусочек ему подкладывают. Ребенка воспитывает то
мама, то папа, ребенок под них подстраивается, кривит душой… Я почему про это
говорю – это был фундамент моего мировоззрения.
Ложных учителей я
тоже себе находил. В девятом классе мы, например, вдвоем с другом махнули на
Селигер. Нельзя было детей в пятнадцать лет отпускать одних в такой поход.
– Разве это не воспитание самостоятельности?
– Самостоятельность
по-другому воспитывается. На личном примере. Как раз это была
безответственность наших родителей, – мы чудом живы остались. А когда мужик с
пачкой денег в кармане на моих глазах бутылку водки из горла выпивал, я стоял и
смотрел, и он передо мной был героем. Прошло не так много времени, и я тоже мог
выпить бутылку водки из горла. Так же сейчас я начинаю лоб крестить, а мой
четырехлетний внук Димка видит и тут же начинает креститься и кланяться во все
стороны, – воспитание примером. Авторитет должен быть. А если его нет, и жить
можно как нравится, как угодно, – это беда.
Вот живой пример:
Алена сегодня с мамой была. Она что, не знает, что колоться – плохо? Мама с
ней, кивает, со мной согласна. А Алена «дуру включает» и все. Поговорили, она
об этом забыла.
– Вы думаете, она не вернется?
– К нормальной жизни?
Я думаю, вряд ли. Это нужно маме сейчас умереть, исчезнуть. Алене надо одной
остаться, и тогда она, может быть, здесь появится. Это в лучшем случае.
– Получается, что родители часто…
– …Союзники болезней,
страстей. У мамы деньги есть, она дочку любит, вот она ее и спонсирует… Не
хочет бороться по-настоящему. Вот сын сообщает матери, что решил повеситься,
она ему даст веревку?
– Разумеется, нет.
– А бывает, дают.
Мать дает денег на дозу, попускает воровать из дома, прощает, на многое
закрывает глаза. А когда говорят: «Заяви в милицию», – она кричит: «Да как же я
могу заявить? Это же родной сын!»
– А надо заявлять?
– Конечно. Быть
нетерпимым не к человеку, а к проявлению этой болезни, которая есть ложь,
воровство и так далее. Должно быть наказание, но не истязание. А как раз когда
идут на поводу у этой болезни, начинается истязание – истязание и родных, и
близких, и общества, и самого человека. И чем раньше наказание последует, тем
больше шанс, что не будет продолжения.
– А каков следующий этап? Когда, наконец, родители все
поймут и решат спуску не давать?
– Часто к этому
моменту родители уже не являются авторитетом для детей. И надо искать тех
людей, которые могли бы стать наставниками. В любой сфере. В церкви искать
наставников, в духовенстве. Именно наставников, которые всем сердцем понимают
эту проблему. В русской традиции, когда отца не было, всегда везли к какому-то
дяде: «Вот дядя Володя уж скажет!»
– Вы пытаетесь это до матерей донести?
– Пытаюсь, но это
бесполезно. Меня же не слышат, матери вопросов не задают. Я когда-то боялся
первой публикации обо мне в «Жуковском вестнике». Столько здесь алкоголиков,
думал, что прямо очередь будет у ворот стоять: «Помоги, Михаил Федорович!» После
публикации пришел один алкоголик. После показа по НТВ приехал еще один. И
сейчас, слава Богу, трезвый. После «Наркомата», – а это журнал всероссийский,
который прошел по всем средствам Госнаркоконтроля, везде, у всех лежал, – всего
одно письмо пришло ко мне: «Помогите!»
А когда один сын уже
умер от передоза на руках у матери, а второй погибает, – вот тогда ко мне
обращаются. И то не выполняют рекомендации. Не выполняют!
– Но почему?
– Слепая материнская
любовь. Потому что наркоман обладает такой силой, помноженной еще на бесовскую,
он что угодно способен внушить. А матерям я, прежде всего, всегда рекомендую:
«Идите в храм. Ходите?» – «Нет, не хожу». – «Идите!» – «Я хожу, но не
помогает». Все же хотят быстро и ловко решить проблему. Как с занозой: вытащили,
йодом помазали, и все, спасибо, мы пошли. Тут так не получится. У нас идет
длительный период восстановления. И длительность этого периода – вся жизнь.
Героином
пропитывается все, как говорится, до мозга костей.
И такие страшные
состояния у бывшего наркомана периодически наступают! Есть определенные даты:
месяц, полгода, девять месяцев, год, полтора года, семь лет. Семь лет – очень
серьезная дата, когда из костей выходят продукты метаболизма, распада, когда
действительно кровь начинает буквально бурлить в человеке… Знаете, как тогда
его ломает?
– Это не просто страсть, а уже физиологическое что-то?
– А все вместе. Это
психосоматическое заболевание, страшная болезнь души, ума и тела. Если
алкоголизм рассматривается как заболевание, то и любой грех, когда в патологию
переходит, – становится психосоматическим заболеванием. Он привносит в человека
гормональные и химические изменения. Сам человек уже не может не пить. Это
неосознанные внутренние движения, какие-то там токи текут, флюиды, которые хочешь
не хочешь подталкивают на какие-то непонятные действия. Здесь какой-то общей
рекомендации и быть не может. Разные мы все, и в разные периоды жизни очень
разные.
Я, например, сейчас,
в свои пятьдесят три года, даже не знаю, каким должен быть человек в этом
возрасте. Я пролетел отрезок жизни с шестнадцати до тридцати шести. И не
понимаю, каким человек должен быть в двадцать пять, в тридцать, – эмоционально,
психически, физически. Я был в то время под допингом. Я только сейчас начинаю
смаковать просто день. Сегодня я встал с утра и радуюсь этому дню. Мне никуда
не хочется уезжать, мне нравится здесь, у меня есть работа, есть дело, есть
люди. Здесь, в ста километрах от Москвы, мне не скучно, мне весело, мне хорошо.
– Человек может на всю жизнь преодолеть свою зависимость?
– Если эта болезнь
была, она навсегда остается с нами. Она никуда не выветривается. Это как губка.
Просто она высушена, но если она попадет во влажную среду, она тут же
напитается водой. В том же полном объеме. Потому что человеческая плоть уже
предрасположена к данным состояниям. Здесь должно быть некое внутреннее
напряжение, внимательность – на всю жизнь. Вот есть у тебя сильнейшая аллергия
на цитрусовые – забудь про них на всю жизнь. Тебе их никогда нельзя
употреблять. Как только организм получит свой кусочек апельсина – снова
начнется реакция, снова плохо будет.
Вот живет у меня уже
лет десять некий человек, алкоголик. Всю зиму здесь на машине работает, а
весной – уходит. Что я могу сделать? Если придет, я опять приму, дам приют. Когда-то
я у владыки спросил: «Владыка, когда же пробьет?» А владыка мне говорит: «Может
быть, никогда». Поэтому живи сам и дай жить другим. Такой человек не
бесстыдник, он болящий. Я могу только посочувствовать ему, помолиться, но не
обвинять, не осуждать.
После беседы с Михаилом Федоровичем иду поговорить с двумя
бывшими наркоманами. Дима не колется уже девять лет, получил высшее
образование, водит машину, работает, живет с семьей, а сюда приезжает изредка в
гости – любит это место.
Егор в Дураково уже одиннадцать
лет, работает здесь же.
Егор, 30 лет
Сначала я просто
попробовал. Это все было на уровне интереса. Сначала был калипсол, по-моему.
Внутривенно. Путем опыта с разными наркотиками я пришел к тому, что героин –
это мое. Хотя, в общем-то, был период, когда я употреблял то, на что хватало
денег. Были деньги на водку – я пил, лежал, как скотина. Были деньги на
таблетки – я принимал таблетки.
Тот момент, когда я
сюда попал, я не помню. Это было не мое решение, а стечение обстоятельств. И
только здесь уже, по прошествии определенного времени, мне пришло в голову, что
я не зря здесь оказался.
Вспоминаю то время: у
меня просто не было сил жить. Не было сил, чтобы встать и пойти что-то сделать,
чтобы достать себе дозу… Желание уйти отсюда и купить дозу, конечно, было. Но,
слава Богу, ни разу не сорвался.
Хотя это постоянная
борьба с собой. Я чувствую ее не на уровне того, что лежит шприц и мне хочется
уколоться, а на уровне того, что носки встать постирать тяжело. Все начинается
с мелочей. Главное – на мелочах себя удержать, иначе моментально покатишься
вниз.
Дима, 28 лет
Специально никто меня
не подсаживал. Началось все с того, что мой сосед нашел случайно восемь грамм
героина. Он увидел, как при облаве выкинули какой-то пакетик. Полез, нашел
порошок. Старший брат другого друга сказал: «О, это же героин, его надо
нюхать». И все, началось.
Родители, когда все
узнали, пытались бороться. Сначала клали меня в больницу, потом специально
отправили в армию. Мне это не сильно помогло. Я полтора года до армии покололся
и полтора-два после (я не планировал употреблять, но уже через месяц я опять
был на системе, причем на той же дозе).
Слава Богу, мама не
опускала руки. И как-то нашла Михаила Федоровича. Тогда мне был двадцать один
год.
Жизнь - дорога. Здесь
должно быть некое внутреннее напряжение, внимательность – на всю жизнь
Когда я пробыл здесь
полгода, мне показалось, что все уже хорошо. Уехал домой, и где-то через месяц
уже начал колоться. И что меня поразило – на пятый день, как стал колоться, я
просыпаюсь, глаза открываю, смотрю на видеомагнитофон, и у меня первая мысль:
«Ага, сейчас понесу его в ломбард». И это притом, что меня пока что не ломало.
Меня эта мысль так поразила! Я тут же за телефон и стал звонить Михаилу
Федоровичу: «Возьмите меня обратно». Год отбыл. И больше срывов не было. На
протяжении этого года, который я здесь пробыл, как-то боролся с собой: один
день хорошо, а на другой плющит и корежит. Хочется всех послать и домой
поехать, на работу не выходить. И в эти моменты, когда себя заставляешь,
наверное, эта зависимость и прерывается.
Да-да, я знаю, героин
умеет ждать, и бывших наркоманов не бывает…
Знаете, если я буду
носить в кармане пакетик с героином, разумеется, я рано или поздно уколюсь...
Но главное – я его в карман себе не положу. Самое сложное для наркомана –
методично выполнять свою работу и сохранять бдительность. Я думаю, это возможно
только с Богом. Только Он может это остановить и силы дать. Нет, правда.
Наркология, всякие там программы – это хорошо, это мы проходили, только этого
недостаточно.
Елена КОРОВИНА